Настоящий мужчина.

Содержание.

Часть первая. Путешествие в прошлое, (или ностальгия по Политеху)

Часть вторая. Настоящий друг

Часть третья. Настоящий мужчина

Часть четвертая. Трагедия

Часть пятая. После смерти

Часть шестая. Вечер памяти

Эпилог.
 

Часть первая. Путешествие в прошлое, (или ностальгия по Политеху).

Как же давно я не был здесь! Выхожу из 13-го троллейбуса напротив метро Политехническая. Сколько раз я оказывался тут по дороге из дома в Политех. Хорошо помню начало, когда я, абитуриентом, шел сдавать вступительные экзамены. Вот уж скоро полвека минет с тех пор. Я шел через торцевой вход главного здания, что как раз напротив остановок на Политехнической улице. Потом были студенческие годы. Из тех лет тоже в большинстве вспоминается главный корпус. А потом почти четверть века работы в Политехе: сначала мимо военной кафедры - в первый корпус, а затем мимо Покровской церкви, которую восстановили на месте военной кафедры, - и в четвертый корпус – место моей последней работы…

     Какой же я сегодня пойду дорогой? Путь мой лежит в Дом ученых. Можно и так, и так пройти. И там, и там столько воспоминаний. Но все-таки я пошел мимо главного. Вспомнил себя совсем юношей. В голове звучит «Битлз»: «She loves you yeah, yeah, yeah…» Я весь наэлектризован и волнением перед экзаменом, и юношеским задором, и новым ощущением себя уже почти взрослым, и мелодией Битлз… Опять нахлынули воспоминания почти полувековой давности… но вот я поравнялся с торцевым входом в главный корпус, зашел в ворота железной ограды. Вроде, когда я поступал, ее не было. Но смутно припоминается, что когда я был совсе-е-ем маленький и ходил с папой то ли в магазин на углу, (в магазин, который теперь навсегда снесен), то ли заходил с отцом на его работу в Политехе на кафедру русского языка, по-моему, тогда была эта решетка. Или мне чудится? Прохожу ворота и иду вдоль главного здания. Вспоминается, как мы тут вываливались группой после экзаменов, фотографировались. Теперь я поравнялся с памятником погибшим политехникам. Когда его торжественно открывали, я, пионер Федя Борковский, стоял в почетном карауле… Нас тогда всем классом, (наверное, 3-ий класс), мобилизовали для несения вахты. Стояли по 3 или 4 человека, и через каждые, наверное, полчаса сменяли друг друга. А ведь здорово сделали тогда наши учителя, что сняли нас с уроков… и поставили на это ответственное дело! Такое на всю жизнь запоминается. Сейчас подобное в обычных школах редко практикуется. Только нашим церковным детям повезло. Они учатся официально на домашнем обучении, но родителям приходится полностью оплачивать зарплаты учителей, которые учат их не только предметам, но и патриотизму… и Православию. Знаю, что регулярно батюшка отец Сергий устраивает им походы в Сосновку на кладбище защитников ленинградского неба.

Но, к сожалению, таких детей сейчас единицы. Не у всех родителей есть возможность платить, при этом учителя все равно получают мизерные зарплаты. Дай Бог, подольше просуществовать такой форме обучения.

Двигаюсь дальше. Здесь каждая тропинка, каждая сосна связана с какими-то воспоминаниями. Вот тут я, помню, встретил Ирочку с коляской, в которой она выгуливала своего новорожденного Рому. Мы с ней и в школе с первого класса учились, за одной партой сидели, здесь у памятника в карауле стояли, а потом в Политехе - на одном потоке. После института пути наши немного разошлись. Почему-то запомнилась встреча именно здесь в Политехническом парке. А потом она неожиданно появилась на моем первом большом концерте в театре эстрады. (Углядела же где-то в афишах). Теперь мы с ней в один храм ходим. Она стала усердной прихожанкой, когда здоровье позволяет,… и внучек приводит на причастие…

Двигаюсь дальше. Думаю, какой же я дорогой назад пойду? Может быть, напрямик к площади Мужества?

Там и тот бугорок напротив выстроенного теперь Алферовского центра, куда мы в один из первых весенних дней вместе с начальником по работе выбрались на пикник, (не без шила, конечно). В память врезались первые цветы мать-мачехи, распустившиеся на пригретом солнышком месте, несмотря на снег, не до конца сошедший. А мы все молодые. Самому старшему, Толе Кузнецову, было 34. Все беззаботные, на работе без нас спокойненько работают вычислительные машины ЕС-1022 и ЕС 1033, которые мы должны ремонтировать, а мы набрали шила, бутербродов, и оттягиваемся, радуемся весне…

И все эти тропочки – хожены-перехожены. Сколько они помнят моих прогулок и бесед. И с той… и с этой… Они все-о-о помнят... Если пойти напрямик на площадь Мужества, то сначала увидишь спорткомплекс. И первый зал – зал бокса, куда я некоторое время ходил школьником, затем – волейбола – тоже занимался, а потом поравняешься с главным входом, который более всего запомнился занятиями плаванием. Но, наверное, автоматов с газированной водой я уже не найду. Как я любил, выложившись на тренировке, выпить пару стаканов газировки с сиропом за 3 копейки!

Но я двигаюсь дальше. Прошел главное здание, - химкорпус. Тут у меня мало воспоминаний. Только первый семестр первого курса. С превеликой радостью получил свою тройку, и, слава Богу, больше к этой науке отношения никогда не имел. Тупой я в химии. Зато напротив, справа, начинаются профессорские корпуса. Частенько мы сюда с Игорехой ходили обедать в рабочий перерыв. Наши с Игорехой беседы и споры!...Это же целая одиссея! О чем всегда говорили советские люди? Конечно, о смысле жизни. Но также и о политике, об экономике, о преимуществах и недостатках социалистического и капиталистического строя. А у нас с Игорехой были, кроме того, еще и общие музыкальные интересы, и женились мы на лучших подругах. … Только о работе не говорили. Хотя работа у меня с ним была одна на двоих – обслуживание магнитофонов – накопителей на магнитной ленте, что занимали целый зал в вычислительном центре, называемый гермозона.

Позади химкорпус и профессорские здания. Батюшки! А этого корпуса я еще никогда не видел!

На месте гаражей выросло новое строение. Спрашиваю у прохожих: «Как этот корпус называется?». Девушка с коляской пожимает плечами. Парочка средних лет тоже затрудняется ответить. «Там, - говорят, - гидрокорпус, ПГК, а это здание недавно построили, мы уже тогда не учились». Потом я все-таки выяснил. Только вот сразу и забыл. То ли научно-исследовательский корпус, то ли научно-технический.

Но вот, наконец, я приближаюсь к цели своего пути. Дом ученых. Сколько с ним связано… и припомнить все трудно. Не говоря о таких же прогулках с Игорехой в обеденный перерыв, который мог растянуться часа на полтора-два. За это нас никто не ругал. В советские годы рабочее время не считали. Вернулись с обеда, да еще и трезвые! Отлично! А поскольку кормили там вкуснее, чем в профессорских столовых, опять же обслуживали официантки, при этом все недорого - мы и не торопились покидать уютный столик. Примыкает к Дому ученых детский садик, куда я дочку водил, а наверху – концертный зал, где мы с Ларисой давали, если мне не изменяет память, вообще наш первый сольный концерт. Помнится, все сборы отдали в помощь пострадавшим от землетрясения в Армении, (Спитак, Ленинакан). Это был 1988год. Мне 31 год, ну, да, наверняка, этот сольник и был первым. А потом мы здесь в Доме ученых уже на первом этаже не раз устраивали корпоративы нашим ВЦ. Такого слова - корпоратив - тогда не знали. Но оттягивались мы тут по полной. Да-а. Веселое время было…

Последний раз я здесь был лет 7 назад в синем зале на поминках Володи Тарасова. Он был моложе нас, и поскольку не имел высшего образования, занимал должность механика. Парень был интересный, но я все равно недооценил его. Только на поминках узнал, что он был из интеллигентной семьи, его мама, как и мой отец, - филолог. Зато его разглядела Ира Семенова. Вышла за него замуж. У них прекрасно жизнь сложилась. Воспитали замечательного сына. Всех их я и видел тогда на поминках, в этом зале.

Ну вот, наконец, пришло время объяснить, почему я сейчас пришел в Дом ученых. Сегодня здесь собираются друзья покойного Леши Гука, которого не стало лет 30 назад. Но для всех он, по-прежнему, живет в нашей памяти. Организовали сбор его дети, ну, и вдова, конечно, Ирочка Гук. Но все хлопоты и расходы взяли на себя дети, Андрей и Петр. Замечательные ребята! Слава Богу, они давно уже крепко стоят на ногах, имеют свой бизнес, у них замечательные жены, которые помогают им во всем, в том числе и в проведении этого вечера. У Андрея двое детей. Сюда сегодня пришли все, кому их отец был близок, все его друзья.

Часть вторая. Настоящий друг.

Леша влился в нашу группу после первого семестра. Он был на два года старше нас. До этого он два раза брал академку, а с нами благополучно доучился до конца. Мы как-то сразу с ним сдружились. Наши души потянулись друг к другу. Не знаю, чем я ему пришелся, (я был такой…ой, вспоминать не хочется, сколько потом пришлось отмывать грехов в таинстве покаяния), а Леша был настоящим… Он был из тех, про кого говорят: «Я бы пошел с ним в разведку». В нем удивительным образом совмещался и волевой характер, и необыкновенная мягкость, чуткость. Еще, что обязательно надо отметить, он был по-православному кротким и смиренным. Хотя о Православии мы тогда ничего не знали, (а он, к сожалению, так и не узнал). Никакие внешние неблагоприятные обстоятельства не могли вывести его из равновесия. Его любимая поговорка, (если ему, например, говорили: «Береги руки»), - «хорошим рукам – ничего не будет, а плохих рук – не жалко». И так во всем: «Хорошей голове – ничего не будет, а плохую голову – не жалко». Никогда не унывал. Веселое состояние духа, казалось, никогда не покидало его. А уж, каким балагуром был! Игореха сидит, строчит диссертацию. «Диссер мой в тумане светит… это я его поджег». Весной, когда пригревало солнышко, девушки переставали кутаться в зимние шубки, надевали открытую одежду. Я, конечно, не мог оторвать глаз, и начинал пялиться на каждую прохожую. Леха перефразировал поговорку: «Солнце на лето, Федор – на бабу». Надо сказать, что Леша, сам, будучи однолюбом, опасался моей чрезмерной падкости до женского пола, ибо, (это Ира уже потом разсказала), когда в его отсутствие ей необходимо было зайти к нам на работу и получить у меня за Леху зарплату, он очень неохотно отпустил ее. Но, должен сказать, что на этот счет он совершенно напрасно опасался. Жена друга – это для меня свято.

Мне нравилось готовиться с Лехой к экзаменам. Поначалу готовимся самостоятельно, а дня за два собираемся вместе и объясняем друг другу, кто, что не понял. На последний день и ночь, бывало, объединялись для подготовки в более широком кругу. То втроем с моей девушкой – Нинкой Дорошенко, (она с нами училась, и мы собирались пожениться), то, бывало, после консультации в последний день заваливались в общагу, и там могли и вчетвером или даже вшестером готовиться. Нас с Лешей роднило то, что мы оба трудоголики. Не обращаем внимание на время, если что-то недоделано. Это касалось и недоподготовленности к очередному экзамену, и также мы могли впоследствии засиживаться вечерами, (и ночами), на ВЦ, если надо было починить неисправность.

Запомнилась подготовка к одному из экзаменов. Леша вообще был сообразительнее меня, а этот предмет мне вовсе никак не давался. Я разбил билеты, пропорционально дням подготовки, но поскольку наука грызлась с трудом, я еще в одиночестве начал засиживаться за полночь, чтобы выполнить норму. В последний день с утра Леша приехал ко мне, мы учились, учились, и едва ли дошли до половины. У Нинки тоже дело шло не ахти. Ближе к вечеру приехали к ней. Часам к 2-м ночи, Нинка сказала, что она вырубается, и ей надо хотя бы выспаться. Мы только-только дошли до последней лекции. В голове – каша. Надо бы повторить, пробежаться от начала до конца. Леха предложил пойти к нему, (пешком, ибо транспорт уже не работал). Прогулялись-проветрились. Леша жил рядом с академией связи, что рядом с Политехом. От улицы Шверника, (ныне 2-ой Муринский), до его дома, наверное, за полчаса добежали.

Пришли к нему, а я отключаюсь, и кофе не помогает, (это была то ли вторая, то ли третья бессонная ночь). Леха говорит: «Сейчас я тебя взбодрю». Заварил мне какую-то немереную дозу кофе «Арабика», от которого я вместо того, чтобы почувствовать прилив сил, вдруг как-то обмяк, Леха, разсказывал, - позеленел… В общем, он тут же уложил меня. Наутро я еле поднялся… Короче, тогда я получил свой единственный неуд на экзамене. (К слову сказать, кофе я с тех пор вовсе не пью, хотя раньше очень даже жаловал).

Но этот случай был из ряда вон выходящий. А так обычно мы довольно бодренько готовились последнюю ночь. Помнится, как-то Нинка также пошла спать, а мы с Лехой продолжали готовиться. С вечера Нинкина мама покормила нас вкусным тушеным мясом. Часам к 4-м утра нас стал обуревать голод.

В какой-то момент Леха сказал: «Я известный кухонный шакал». И мы пошли опустошать только накануне приготовленное блюдо. Умяли кусок за куском практически всю немаленькую кастрюлю. Мама приготовила, наверное, на несколько дней на всю семью. Что скажешь? Нахалы, конечно. Уж, очень вкусное мясо Лия Ильинична готовила. Надо сказать, что она, хотя и удивилась, но укоров нам не выговорила потом. Может быть, это ленинградское…уважительное, почтительное отношение к чужому голоду. Моя мама всегда с благодарностью вспоминает, как ее, студентку первых курсов, и других девчонок из общежития всегда радушно кормила, (делилась всем, что в доме было), мама ее одногруппницы Нины Акодус. Еще война не кончилась, девчонки из общежития на одну стипендию недоедали, можно сказать, голодали, и, когда приходили к Нине, всегда были накормлены. Это дорогого стоит! Вот интересно, в памяти всплыли два случая щедрого отношения к гостям двух женщин еврейской национальности. А ведь о евреях разсказывают анекдоты об их жадности. К слову, вспомнился еще один разсказ на эту тему. Разсказывал мой отец о блокадном времени. Его отец, мой дед, до войны одно время работал …точно не скажу… м.б. обслуживал холодильные установки на Андреевском рынке, что на Васильевском острове. И во время блокады, когда уже невозможно было ничего выменять на продукты в окрестных деревнях, он ходил к знакомому еврею на этом рынке, и тот ему всякий раз давал лошадиные ноги, нижнюю часть ноги, где практически нет мяса,… копыта. Их не пускали в продажу, и они там, в холодильнике скопились в большом количестве. М.б. это был мясокомбинат? Теперь уже никто не вспомнит. Но суть не в этом. Всякий раз мой дед уносил от него одну-две ноги, которые давали существенную прибавку в общий котел, и семья долгое время благодаря этому держалась. Только перед самой своей смертью дед пришел с пустыми руками, (кончились лошадиные ноги). После этого он как-то быстро ослаб, слег и через несколько дней умер. Отошел он ко Господу 8-го марта, оставив семье отоваривать свою карточку до конца месяца. И мой отец запомнил, что всякий раз, когда его отец приносил от благодетеля лошадиные ноги, он… вот я уже подзабыл, какими словами он выражал свою превеликую благодарность этому человеку,…но помню, что это были какие-то необыкновенные слова!

Теперь никого из этих троих представителей еврейской национальности, и, по всей видимости, некрещеных, уже нет в живых. Да, пошлет им Всемилостивый Господь, Который все может, да пошлет им в загробной жизни великую милость за их доброту!

Но я отвлекся. Леша был мне настоящим другом. С ним было всегда легко. Причем, очень важно, что ни я, ни он не подминали другого под себя. Это был дружеский союз двух равных. Но при этом я всегда подсознательно чувствовал, что мне до Алексея, ой как далеко-о-о-о, потому, что Леха был настоящим мужчиной!

Часть третья. Настоящий мужчина.

Всегда подтянутый, поджарый. Нет, «качком» он не был. Да и это было ему вовсе не свойственно – добиваться красоты мышц ради самой красоты. Но тело у него было – как железное! Он всегда, сколько я его помню, занимался каким-то видом спорта. Его натуре необходимо было проявлять себя в экстремальных условиях. Начиная с нашей совместной учебы в институте, мы с ним практически все время до его смерти, (исключая два года в армии), все время были рядом. Сначала в Политехе учились, а после его службы, в Политехе же и работали. Я помню, что он всегда все свои студенческие каникулы, отпуска на работе, проводил, отдавая себя какому-то настоящему мужскому делу. Запомнилось, как Леха после зимних каникул вернулся с отмороженными пальцами из Хибин. Он тогда, да и потом, увлекался горным туризмом. Сидим мы с ним за партой на занятиях по военной подготовке, а Алексей постукивает по столу омертвелой почерневшей кожей на пальце. Стучит, как молоточком. И надо сказать, что Господь посылал ему нешуточные испытания. В тот его поход мороз достигал 55-и градусов. Да, и смерть он встретил в ледяной воде на Таймыре, куда отправился с экспедицией в свой отпуск.

Вода всегда была для него той стихией, в которой Леша чувствовал себя не совсем комфортно. Мне запомнилось мое удивление, когда я понял, что в воде я сильнее Лехи. Это было для меня так неожиданно! Мне всегда казалось, что в физическом плане я по сравнению с ним такой пигмей... (хотя мы были одинакового роста), а тут – дело было на военных сборах. Нас заставили плавать в бассейне… стометровку что ли? Я в детстве занимался довольно долгое время плаванием, поэтому для меня поплавать было в радость. Но мне запомнилось, как Леха, абсолютно не обладая техникой, затрачивая намного больше сил, чем требовалось, все-таки плыл довольно-таки быстро.

Кроме горного туризма, уже работая в Политехе, Леша увлекался байдарочным туризмом. Замечательный снимок сделал Антон Тихонов. Он работал с нами на ВЦ и серьезно занимался фотографией, (фото для первого моего альбома «Ананасы в шампанском», а также первый, и единственный буклет – это его работа). Антон запечатлел Леху на привале, перед разложенной картой рек, по которым им необходимо было проложить маршрут. Но и этим не ограничились все Лехины занятия «физикой». Когда мы работали в Политехе, он стал заниматься уроками самообороны. Я только могу напутать, то ли сам преподавал, то ли брал уроки. Должен точно знать Саша Иванов. Он с ним вместе занимался. В Доме ученых в Лесном собрались все лучшие друзья по его увлечениям – это и горный туризм, и байдарочные походы, и самооборона. И Антон, и Саша там тоже, конечно, были.

Надо еще сказать, что поддерживать себя всегда в идеальной спортивной форме, иметь железное тело, ему помогали не только спортивные увлечения, но и его многочисленные работы и шабахи. Он был отцом двоих детей. Жена не работала, и Лехе на зарплату инженера не очень-то легко было всех кормить. Но Алексей никогда не унывал. Если я не ошибаюсь, у него были три трудовые книжки. Две – это точно. Потому что по второй трудовой он, сколько я его помню, всегда работал дворником – убирал улицу, недалеко от дома. Летом работы не так уж много. А вот зимой… тогда зимы были снежные, не то, что сейчас. Поэтому, если с вечера снег нападает, Леха перед работой – хорошенько лопатой намахается – и лишний приработок, и физическая нагрузка для всех мышц идеальная. Леша любил работать.

А кроме «основной второй» работы, он всегда брался за всевозможные шабахи: от банального рытья канав до строительств сараев на дачах друзей, ремонтных работ в квартирах… Игореха вспоминает, как Леха лихо переделал хрущовку у них в Пушкине. Продолбил в коридоре проем, и квартира превратилась в студию. Они с женой потом называли это «проемом Гука».

В перестройку, (даже раньше), я занялся частным предпринимательством. Сначала стал изготавливать и продавать прыгунки для грудничковых малышей. А потом, (с помощью Лехи), освоил еще изготовление кенгурушек – нагрудных сумок для ношения младенчиков. Почему с помощью Лехи? Схема распространения товара была отработана уже на прыгунках, мне принадлежала лишь идея начать производство кенгурушек. А всю разработку сигнального экземпляра осуществил Алексей. И проект, и исполнение! Сам сделал выкройку, сам разрезал пену, сам прошивал карманы для нее! И надо сказать, что наши кенгурушки по качеству еще долго выигрывали у многочисленных образцов, появившихся много позднее, уже после смерти Лехи. Выигрывали тем, что Лехины кенги обладали оптимальной, в плане жесткости, спинкой. В них ребенку было и уютно, комфортно, и спина не запрокидывалась назад.

У Лехи голова варила замечательно! Но он и «тупой» работой не гнушался. Помнится, сначала изготовил удобное приспособление для гнутья карабинов, а потом вся работа по загибке – была за ним. Когда большое количество – это немалая нагрузка для мышц рук. У Лехи руки были железные! А голова светлая! И сердце доброе! Настоящий мужчина!

Часть четвертая. Трагедия.

Мы собрались в том же уютном синем зале. Народу набралось – человек 30. Большинство – знало друг друга, но все же не все со всеми были знакомы. Ибо, как я уже сказал, у Леши были самые разнообразные увлечения, и в каждом - свой круг друзей. Пришел Алексей Блинов, имя которого было у меня на слуху из Лешиных уст, но с которым я никогда не встречался. Алексей был как раз инструктором в том «морозном» походе в Хибины. Он, в частности, разсказал и о последней экспедиции на Таймыр. Я узнал истинные подробности смерти. Почему-то до этого времени я думал, что Леша с другом Андреем Григорьевым, который и позвал его на Таймыр, что они испытывали новый мотор, закрепленный на пластиковой лодке. Оказалось, что этот последний рейс не был испытанием. С этим мотором лодка уже давно ходила. Но, так или иначе, беда случилась при развороте. Лодка перевернулась, и они оказались в воде. Это было не так далеко от берега. Люди на берегу все это видели, но ничем помочь не смогли. Ледяная вода. Плюс 2 градуса. Хотя и был июль месяц – там вода сильнее не прогревается. При такой температуре переохлаждение наступает через несколько минут. Даже тела их не были обнаружены. Через год на это место прибыла бригада водолазов. Лодку, вроде бы, выловили, но от ребят ничего не осталось. Вот так ушел из жизни мой друг. Ушел, как настоящий мужчина, как в песне Высоцкого: «…никто не гибнет зря. Так лучше, чем от водки, иль от простуд».
 

Часть пятая. После смерти.

Поначалу после смерти казалось, как же так, как же так получилось, что Лешина семья осталась без кормильца?! Как же им жить-то теперь! Но мир не без добрых людей. А тем более, у Леши было столько настоящих друзей! Они считали своим долгом помогать семье. Я так понял, что все эти 30 человек, которые собрались в Доме ученых, каждый в меру своих возможностей, помогли покойному другу в трудную для его семьи минуту. Конечно, и деньгами помогали, и не только деньгами. Ира поначалу пыталась выполнять за Лешу дворницкую работу, но вскоре Саша Никитенков научил ее с нуля освоить компьютер, и предложил ей место бухгалтера. Ира до сих пор работает бухгалтером в своем садоводстве. Сашка тоже, конечно, был на вечере. 30 лет назад он был стройным высоким молодым человеком, а сейчас превратился в этакого Мокия Парфеновича. Сашка – молодец! Умеет и любит делать добрые дела. И Лешиной семье он очень помог!

С потерей отца и дети быстро возмужали. Старший, Андрей, сразу же начал не хуже папы гнуть карабины. И потом, когда у меня окончательно рассыпалось дело, и я стал искать любую другую работу, первый, кто предложил мне ее, – был Андрей. Он в то время подрабатывал в качестве подсобного рабочего у озеленителя Никиты, выполнявшего заказы на дачном участке у новых русских. Подсобники – возить тачки с землей и песком - были востребованы, и первое время я получал зарплату вместе с Андреем. Он и брата туда же пристроил. Затем Андрей получил практику по укладке кафеля, сделав у себя дома ремонт, и, помнится, взялся за такую же работу в кафе зоопарка. Ему помогал Никита, когда с наступлением холодов закончились работы по озеленению. А подсобником размешивать раствор пригласили меня. Сейчас оба сына крепко стоят на ногах. Имеют свое дело – строительство деревянных и засыпных домов на частных участках. Директор - Андрей, а у Петра своя ниша внутри фирмы – подвесные потолки. У обоих – хорошие машины. В общем, у них и в материальном плане – все в порядке. И я даже думаю, что такая ситуация, когда они остались без отца – в некотором смысле подтолкнула их к тому, чтобы быстрее прочно встать на ноги.

Часть шестая. Вечер памяти.

Конечно, в этот вечер, все много вспоминали, говорили. И было весьма приятно сидеть в кругу самых близких Лешиных друзей. Я помню, еще в институте слышал от Лехи: «Галка Мустафина – это человек!». Он учился с ней в школе. Познакомиться мне с ней привелось только на поминках. Действительно – очень приятный человек, близкая подруга и Леши, и его жены. Они все в одном классе учились. Ира поведала, как они поженились. Собственно, я ее и попросил об этом разсказать, ибо я с Лехой был рядом в институте, затем он устроился работать на «Ленинец», оттуда его очень скоро забрали в армию офицером на 2 года. А пришел из армии он уже женатым на Ире. Тогда я и помог ему устроиться к нам на ВЦ. Ира охотно разсказала, как все получилось в его десятидневный отпуск. А Галя Мустафина поведала интересную подробность, что прежде, чем попросить Ириной руки у Иры, он попросил Ирину руку у Гали. На это Галя ему ответила, что она - не против, но хорошо бы об этом саму Иру спросить. Галя всю жизнь до перестройки работала в ботаническом саду, (устраивала и нам туда экскурсии), а сейчас работает билетером в филармонии. (Опять же оставляла нам с мамой контрамарки). Меня ребята попросили взять гитару. В определенный момент я вынул ее «из кустов» и стал играть. Спел окуджавскую песню – посвящение Высоцкому – мы собирались в Татьянин день – в день рождения Высоцкого. Спел несколько песен из только что вышедшего лирического альбомам «Серенада», а также пару песен из готовящегося к изданию альбома «С чего начинается Родина». Причем, исполнять эти песни помогал мне Петя Гук. Это у него родилась такая идея. Дело в том, что Петя – это моя гордость. Он единственный, кого я научил играть на гитаре. Т.е. учил в своей жизни я нескольких человек, но у Пети эти уроки не прошли даром, он потом занялся музыкой серьезно. И до последнего времени играл в группе. Как раз незадолго до этого памятного вечера он с этими музыкантами расстался, и вот у него возникло желание попробовать подыграть мне. Мы пару раз с ним порепетировали, но потом обстоятельства не позволили довести дело до ума, чтобы выступать вместе на сцене. Но, тем не менее, там, в кругу своих, к большой радости мамы, Петя мне помогал…

В теплой атмосфере быстро пролетел вечер. Великолепные закуски, нахлынувшие воспоминания, люди, с которыми хочется общаться, кажется и с тем, и с тем хотелось бы еще поговорить… но,… всему приходит конец, а мне ведь надо было вернуться не очень поздно. Мама без меня спать не ложится… Спасибо ребятам, что собрали нас, спасибо им за то, что они так чтут отца!

Эпилог.

Поскольку я засиделся дольше, чем предполагал, то, конечно, не пошел уже назад пешком парком мимо спорткомплекса к площади Мужества. Кроме того, дорога была скользкая, а время уже темное. Январь месяц. Я шел назад к троллейбусной остановке той же дорогой мимо памятника погибшим политехникам. Шел и вспоминал…Я вспомнил, как лет … дцать тому назад, также выходя с гитарой из Дома ученых после какого-то ВЦ-эшного корпоратива, наш директор, Семека Александр Владимирович, попросил меня попеть уже так, для него, в узком кругу. Я пел, а он подпевал: «Заезжий музыкант целуется с трубою…». Семеки уже нет в живых. Вспомнилось, как однажды наш начальник, Сергей Лобанчук, попросил нас, ребят из группы техобслуживания, помочь перевезти директору мебель, как потом его жена угощала нас, и мы запивали закуски не нашим «шилом» - этиловым спиртом, а директорским - ректификатом. Вот и Сергея Лобанчука с нами нет. Он тоже, как и Леха, рано ушел из жизни, оставив жене маленького ребенка. Жена его, тоже Ирина, работала народным судьей. Сейчас она на пенсии, а дочка Наташа встала на ноги, и сейчас – как и мама - юрист, воспитывает малышку Киру. А Ирина теперь моя поклонница. Всегда с радостью ходит на мои выступления. Смерть Сергея была второй в нашем коллективе. А первой трагически погибла Жанна Андреева, жена Гены, нашего процессорщика. Гена потом также больше не женился, и в одиночестве воспитал единственную дочь Аню.

Шел я, вспоминал и думал. Когда Леша погиб, я не был крещен, ничего не знал о Боге, и, конечно, ничего не знал о том, что Господь каждую душу забирает в самый благоприятный момент. Благоприятный с точки зрения последующей посмертной судьбы данной души. Т.е. забирает на пике добродетелей, когда человек исполнил уже свое предназначение на земле, и больше и лучше уже сделать не сможет. Но, напротив, если он останется дальше жить, то грехи начнут превалировать над добрыми делами. А тогда, когда Лехи не стало, я недоумевал. Да как же так?! Семья осталась…..

И вот теперь, вспоминая всех наших покойников, я понимал, что Господь лучше нас знает, как устроить нашу судьбу, и обо всех, и в том числе о детях-сиротах, Он Сам заботится. А наше дело – не забывать делать добрые дела. Понятно, конечно, помогать тем, кто нуждается в нашей помощи. И главное - не переставать молиться об усопших. Мы все знаем, как молиться о крещеных усопших. И мало, кто молится о некрещеных. Более того, считается, что за некрещеных нельзя молиться. Это заблуждение. Мне известен случай, когда дочь вымолила своего отца. Она молилась не одна и не самовольно, а по благословению духовного отца, и молилась вместе с ним. Знаю я, что она сама после этого чуть не умерла, и осталась на всю жизнь инвалидом. Но, тем не менее, они вымолили ее некрещеного отца! Вымолили из ада!!! Для Бога ничего невозможного нет, просто такое – вымолить некрещеного – не всем по силам. На это способны единицы. Я, кстати, попытался однажды начать вымаливать своего друга детства… и отступился. Такие скорби в семье начались, что мне было их не понести.

Мне хочется в заключение сказать не о вымаливании из ада, а о том опыте молитвы о некрещеных, который приобрел я благодаря Алексею, и благодаря своему двоюродному брату Андрею. Я понимал, что вымолить – это не для меня. Но мне очень хотелось хоть как-то облегчить, хоть чем-то помочь им в загробной жизни. И тогда Господь вразумил меня словами такой простой молитвы: «Господи, Ты можешь все, и милосердие Твое безмерно. Окажи милость Твою в загробной жизни некрещеным»… и далее перечисляю имена своих некрещеных усопших близких мне людей. Вот это такая посильная лепта, на которую, думаю я, каждый способен. А души усопших получат реальное облегчение.

Я молюсь такой молитвой уже годами. Начал молиться вскоре после Лешиной смерти. И недавно получил подтверждение тому, что такая молитва нужна нашим усопшим. В мой перечень усопших некрещеных для этой молитвы не попала Татьяна Петровна. Мы были знакомы, но не достаточно близко. Она работала с моей женой, и они вместе были воспитателями в одном пионерском отряде. Татьяна Петровна умерла, и я даже точно не знал, была ли она крещена. И сейчас достоверно не знаю. Но однажды мне приснился удивительный сон. Мне снилось, будто я нахожусь на поминках по случаю годовщины смерти Маринки Белянкиной, моей близкой подруги. У Маринки осталась одна-единственная дочь Маша, вполне благополучная, но совсем нецерковная. И Маринке, по крайней мере, в настоящее время, нет смысла рассчитывать, что на этой грешной земле кто-нибудь будет о ней молиться, кроме меня. Маринка дважды являлась мне во сне. Первый раз совсем в страшном сне. Тогда я заказал о ней поминание на полгода. Когда срок истек, она опять приснилась мне уже несколько получше. Я заказал годовое поминовение. Вот, кстати, скоро год истечет. Так вот в том сне мне снились как бы Маринкины поминки на годовщину смерти. Маша собрала народ. Как полагается, накрыт богатый стол. Сидят гости, и среди них сидит Татьяна Петровна. Сидит, и ничего не ест. Более того, ничего не говорит. И более того, ничего не слышит, или притворяется, что ничего не слышит. Но вид у нее – отрешенный, обиженный. Я сижу примерно напротив. Дело идет уже к концу. Мне жалко Татьяну Петровну, пришла, и ничего не покушала… Я обращаюсь к ней: «Татьяна Петровна, покушали бы хоть чего-нибудь!». Она вдруг встрепенулась, как будто весь вечер только и ждала, чтобы я к ней обратился. И спрашивает меня: «А чего покушать?» Я начинаю ей предлагать со стола закусок. А она говорит: «Я вот это хочу». Уходит на кухню и приносит в латке большущую индейку, вроде как, даже уже и нашпигованную, и приготовленную к жарке, но еще совершенно сырую… Я смутился. Говорю: «Ну, это мы сейчас уже не успеем». (Индейку часа два тушить надо). «Покушайте, - говорю, - вот курицу». И действительно на столе остался в тарелке, вроде, один кусок горячей курицы. Она отвечает: «А Леша с работы не пришел. Ему надо оставить». Леша – это Машин отец, бывший Маринкин муж. И я понимаю, что действительно как-то нехорошо, Леша придет с работы усталый, голодный, а ему горячего не останется. И на этом сон оборвался. Я проснулся, и такая жалость, что ничем так и не смог помочь Татьяне Петровне. И лишь потом, когда уже окончательно проснулся, (а Татьяна Петровна так и не выходила из головы), я понял, что большущая индейка – это то, чтО она действительно хотела бы больше всего. Чтобы ее вымолили из ада. А кусок курицы – это та малая лепта, на которую я способен, которую мог бы внести. Помолиться о ней такой молитвой. Но и эту малую лепту я за нее не вношу, не молюсь о ней этой молитвой. Я попытался узнать, была ли она крещена. В точности не узнал, но все предполагают, что не была. Короче, я поскорее внес ее в свой список.

Господи, Ты все можешь, и милосердие Твое безмерно. Окажи в загробной жизни милость Твою некрещеным Алексею и Андрею и всем моим некрещеным сродникам и знаемым моим. Аминь!